Охотник на ведьм - Страница 138


К оглавлению

138

Подъехав к дому, я заметил О`Фаррела, стоящего на крыльце. Не спится ему или заметил, что моей машины нет? Он спокойно смотрел, как я иду к дому.

— Где ты был?

— Ездил по городу, — ответил я и попытался пройти в дом.

— Подожди, — Базиль повернулся ко мне, — ездил к джинние?

— Да, — кивнул в ответ я.

— Убил?

— Нет. Сейчас в этом нет смысла.

— Что значит — «нет»?

— У слова «нет», Базиль, есть только одно значение. Кстати, она упокоила эту нежить, за которой следила несколько дней, так что проблем с ним уже не будет, — тихо сказал я. — Пусти меня в дом. Я устал и хочу спать. Завтра поговорим.

— Натали не спала всю ночь. Ждала тебя, переживала. Зачем ты сорвался к этой джинние, если не хотел ее убивать?

— Хотел поговорить.

— Джинние и соврет — недорого возьмет…

— Нет, — покачал головой я, — не тот случай.

— Спать у тебя не получится. Тебя ждет Натали. Хотела ехать тебя искать, но я не пустил. Она сейчас в библиотеке. По-моему, плачет. Успокой ее, если сможешь.

— Да. Скажу, что ездил кататься по ночному городу. Дышал воздухом дорог.

— Она тебя любит, Александр…

— Я ее тоже люблю.

Базиль внимательно посмотрел на меня и покачал головой. Ничего не сказал, отвернулся и начал раскуривать сигару. Он прав — достаточно слов.

Наташа сидела в кресле перед камином, завернувшись с головой в теплый шерстяной плед и, не отрываясь, смотрела на огонь. За окном началась небольшая метель, швырнула на стекла колючий снег. Вовремя вернулся. Я подошел к ней и опустился рядом на пол, привалившись спиной к соседнему креслу.

— Почему не спишь, Малыш?

— Я боялась, что ты не вернешься, — тихо сказала она. — Собралась ехать на поиски, но Базиль не пустил. Мне было страшно. Очень страшно.

Березовые дрова в камине уютно потрескивали, распространяя по комнате тепло. Когда смотришь на пламя, возникает чувство, будто наблюдаешь за необыкновенным спектаклем, созданным театром теней. Отблески света, сочные переливы углей. Тепло и уютно.

— Он правильно сделал, — сказал я. — Не дело девушке ночью ездить по городу. Опасно.

— Меня никто не посмеет тронуть.

— Эх, — вздохнул я, — если бы это было правдой… Даже в нашем спокойном городе по ночам убивают. Впрочем, не только по ночам.

— Да, — согласилась она, — бывает и просто так, ни за что.

— Пойдем отдыхать, Малыш.

— Подожди, Саша! Мне… Нам надо поговорить.

— Может, завтра утром? — спросил я.

— Нет, — она немного помолчала, — сейчас. Пожалуйста.

— Что ты хочешь сказать, Малыш?

— То, что я тебе говорила не раз. Я ведьма.

— Ты еще совсем глупенькая, Наташка, — качаю головой я, — это плохая шутка. Есть в мире много вещей, которыми лучше не шутить.

— Я не шучу! — она смотрела на меня широко открытыми глазами, будто стараясь заглянуть мне в душу, или наоборот — открыть передо мной свою. Маленький испуганный ребенок…

— Хорошо, — киваю в ответ, — ты ведьма. А теперь пойдем отдыхать? Я чертовски устал и спина жутко болит. Идем, Малыш, — я поднимаюсь и иду к дверям.

Плотный удар воздуха легко толкает меня в спину, и перстень резко обжигает мне пальцы. Еще не осознавая, что произошло, я, словно завороженный, подношу руку к глазам, хотя в этом нет необходимости — я уже знаю, что увижу. Кольцо быстро темнело, словно собирая в себя вечерние сумерки. Наливалось сочным черным цветом. Нет, только не это! Нет, слышите, нет!!

— Не может быть, — беззвучно, одними губами, шепчу я.

— Может, Саша, — ее голос дрогнул, — может…

Поворачиваюсь и вижу мою Наташку. Это она толкнула меня в спину. Нет, не ударила — всего лишь толкнула, чтобы доказать свою сущность. Боже… Вот она, предназначенная мне судьбой ведьма. Рядом. Здесь и сейчас. Я падаю в бездну безысходности — словно палач вышибает скамейку из-под ног осужденного. Привычного мира нет, остается пустота, царящая вокруг меня. Спазмы перехватывают горло; еще секунда — и я буду скулить, как маленький щенок, а не рычать. Нет, так не будет. Никогда! Нет ситуаций сильнее меня! Господи, подари мне слепоту, чтобы не видеть этого! Мотаю головой, словно в моих силах прогнать это видение.

— Но как?!

— Я никогда не пользовалась силой, поэтому ты ничего не чувствовал. Поначалу боялась признаться, думала — ты будешь смеяться. Но однажды ночью ты начал разговаривать во сне. На латыни. Легко и свободно, будто этот язык для тебя родной. Иногда переходил на другой язык. Уже потом я поняла, что это арабский.

— Говорил во сне? О чем?

— На латыни говорил о ведьмах и проклятьях, каких-то баргестах и нежити…

— Как ты стала, — я еле шептал, но она прекрасно меня понимала, — ведьмой?

— Год назад. Однажды в отделение, где я проходила практику, положили старую женщину. Маленькую сухонькую старушку из небольшого литовского городка. У нее был рак четвертой степени. Лечить было поздно, а возвращать домой — бессмысленно, она была одинока, ни семьи, ни детей. Я сразу почувствовала, ее что-то гнетет и старалась почаще заходить к ней в палату, чтобы подбодрить или просто поговорить. Со временем она стала откровеннее, а наши беседы продолжались все дольше. Старушка была очень начитанная, изредка говорила такие вещи, что даже я, медик, удивлялась ее осведомленности в этом вопросе. Потом пришло ее время. Она будто специально ждала моего дежурства, чтобы умереть. Тяжело, очень тяжело умирала. То бредила, то билась в непонятной лихорадке. Когда я уже отчаялась, она собрала силы и прошептала, что я должна помочь ей умереть. Понимаешь, Саша, раковые больные часто говорят о таких вещах. Когда больше нет сил, чтобы терпеть боль, а лекарства не помогают. Они просят того, на что мы не имеем права. Но я ошиблась, эта старушка умоляла меня о другом. Принять от нее дар, чтобы ей было легче уйти. И я, чтобы облегчить ее страдания, согласилась. Старушка попросила подать ей стакан воды. Всего лишь…

138