Охотник на ведьм - Страница 65

Пригнувшись и часто замирая на месте, чтобы прислушаться к окружающим звукам, я перебрался поближе к хутору. Добрался до сарая на заднем дворе и присел у стены, достав из кобуры пистолет. Патрон уже был в стволе; еще днем дослал — не лязгать же металлом под окнами. Сделал несколько осторожных шагов по направлению к дому (желательно быть к нему поближе, когда все это начнется) и тут услышал за спиной легкий хрип. Нет, даже скорее слабое рычание, прозвучавшее неожиданно громко, будто зверь стоял за моей спиной. На секунду я замер, еще не веря своим ушам, но потом очнулся — и время остановилось.

Крутанулся, пригибаясь и делая шаг от стены. Вот тут меня и ударило, будто огромными вилами рвануло по лопатке, бросило в сторону. Если бы стоял на месте — все, хана позвоночнику, даже думать нечего! Пытался поднять пистолет, грохнул выстрел, но второй удар, еще сильнее первого, ударил по стволу, выбивая его из рук. Пистолет вылетел и, описав круг, ударился куда-то в бедро (не зря тренчик взял!)

Теперь я это видел — во всем великолепии. Существо, порожденного Тьмой. Высокий зверь, похожий на огромного, вставшего на задние лапы волка. Оскаленная пасть с внушительными клыками и глаза — холодные, светящиеся в темноте желто-зеленым светом. Тварь попыталась ударить меня лапой, но я нырнул ему под руку, хватаясь за нож, висящий на поясе. Еще попытка ударить! Черт, меня швырнуло на стену сарая так, что в глазах искры замелькали. Тень зарычала и бросилась на меня, пытаясь прижать к стене. А вот хрен тебе, Серый Волк! Я резко присел и, словно отпущенная пружина, бросился ему навстречу, ныряя под левую лапу, свистнувшую у меня над головой.

Бой на ножах — это в кино красиво. Противники сходятся в элегантных позах, демонстрируя изящные выпады, пока не встанут лицом к лицу, удерживая руку оппонента, занесенную для удара. В жизни так не бывает!!! Ножевой бой — это быстро и очень некрасиво. Это простая кровавая бойня, победа скорости над разумом.

Я ударил тварь плечом в грудь и начал наносить ему удары ножом в спину — с частотой иглы в швейной машинке. Тут все решает не красота пируэтов, а количество ударов — надо сделать как можно больше и успеть уйти в сторону, чтобы уберечься от смертельного клинча. Тварь выла, с каждым ударом чувствовал, как она дергается, пытаясь ударить меня лапами, но я прижался к ее боку, воняющему мокрой псиной, как к телу любимой женщины — не отдерешь!!!

Еще несколько ударов — и я отрываюсь от него, полоснув напоследок по внутренней стороне бедра, чтобы долго не бегал, тварь! Уже почти встал за его спиной, но тут он меня достал, отбрасывая ударом локтя на землю. Чуть дух не вышиб, Нежить проклятая! Все, он уже не нападал — бросился в сторону леса, припадая на одну ногу и завывая, как побитый пес. Лежа на земле, я нащупал пистолет и, почти не целясь, дважды выстрелил ему в спину. Тварь пробежала еще несколько десятков метров и наконец упала на колени.

Словно в ответ на мои выстрелы, на дороге мелькают фары машины. Ну вот и кавалерия подоспела, успел подумать я. Казимерас, бросив машину у околицы и вооружившись каким-то огромным фонарем, спешит в мою сторону. Успел, святоша, прямо на самое интересное успел…

При свете луны и прыгающего света фонаря, который держал в руках Казимерас, увидел на траве огромное существо, похожее на волка, которое дергалось в предсмертных конвульсиях. Его тело выгибало, словно он пытался избавиться от чего-то, ему мешающего, большие глаза сверкали такой яростью, что приблизиться ближе, чем на несколько метров, никто из нас не решился. Он быстро терял последние силы: я все же неплохо ему шкуру испортил. И тут прямо на наших глазах начало происходить нечто совершенно необъяснимое! Волколак, который перестал шевелиться, стал постепенно приобретать иные черты — человеческие.

С волчьей головы начала исчезать шерсть, появлялись проплешины голой кожи, которые расширялись, превращаясь в голову человека с перекошенным от боли лицом. Затем то же самое случилось и с телом, оставив на траве перед нами, труп пожилого мужчины.

— Йезус Мария! — Казимерас упал перед ним на колени. — Мечисловас?! Саша, что здесь произошло, ничего не понимаю?!

— Плохо, что не понимаешь, — устало ответил я и, повернувшись, медленно побрел к дому. Дел еще много, да и с телом хозяина надо что-то решать, не оставлять же его здесь…

XVIII

— Больно? — заметив на моем лице недовольную гримасу, спросил Казимерас.

— Терпимо, — сквозь зубы ответил я, — все лучше, чем самому дырки на теле зашивать, все-таки не киношный Джон Рембо.

— Да, — кивнул ксендз и, завязав последний узелок, отрезал лишний кусок бинта, — чего там только не показывают. Ну вот, вроде и все. Почему сразу не сказал, что ранен?

— Без этого дел хватало, — поморщившись, я потрогал повязку, перетянувшую плечо. Со знанием дела наложена, ничего не скажешь. — Спасибо, святой отец.

— На здоровье, — кивнул Казимерас и начал убирать в коробку инструменты, которыми полчаса ковырял рану. Подхватив пакет с окровавленными обрывками ваты и бинтов, ксендз куда-то ушел.

Уже рассвело, когда мы наконец закончили все наши дела на хуторе и вернулись в нему домой. Что-то последнее время частенько сюда захаживать начал, и все с какими-то травмами, будь они неладны! Эдак и привыкнуть можно, как к бесплатному медицинскому учреждению. Хотя, как ни крути, мне повезло гораздо больше, чем старику-хуторянину — тело бедного Мечислова упокоилось в торфяном болоте, так что в ближайшие несколько сот лет его не обнаружат. Не по-христиански, так хоронить, но заупокойную молитву святой отец прочитал — будем считать, что этого достаточно, чтобы убиенного пропустили в следующие миры без очереди. Через пятнадцать минут Казимерас вернулся в комнату с небольшим подносом и чайником. Вот это прекрасно! Чашка сладкого чая — именно то, что сейчас нужно. Пока ксендз разливал по кружкам душистый отвар (судя по запаху, сдобренный какими-то травами), я собирался с мыслями — сейчас он начнет вопросы задавать, а на некоторые из них у меня нет ответов. Точнее, есть, но рассказывать всю эту дребедень совершенно не хочется.