Охотник на ведьм - Страница 75

— Сашка, смотри!

На том месте, где несколько мгновений назад блестело озеро, стоял дом… Одноэтажный, с небольшими окнами в массивных деревянных рамах. Стены, сложенные из дикого камня, укутаны плющом; красная, позеленевшая от времени черепичная крыша. Вот ты какая, усадьба пропавшего озера! Тяжело дыша, я перевел дух и осмотрелся — чернел лес, но темноты не было. Такое чувство, что дом светился, освещая окрестности мерным синим светом.

— Срань господня, прости меня, грешного! Что это? — спросил меня Казимерас.

— Она и есть, — ответил я, вытирая с лица кровь, — усадьба то есть. Пойдем?

— Идем, — прохрипел ксендз и зло сплюнул, — святые угодники! Не верил, что увидим…

Мы поднялись и подошли к тому месту, где несколько минут назад был берег. Теперь вместо черной воды лежали булыжники, которыми было выстлано подворье. Я дернул щекой и шагнул вперед, почувствовав привычную твердь каменной брусчатки. Обычные камни…

— Стой!

Я развернулся, вскидывая пистолет, но стрелять не пришлось. В двух шагах от меня, там, где я только что прошел, ступая по камням, по пояс в земле застыл Казимерас.

— Сашка, — прошептал он, — я в воде стою…

Поверьте, мне стало страшно! По-настоящему страшно! Эти призрачные камни, которые мы видели, были реальны только для меня! Лишь я не только видел, но и шел по ним, как по обычной земле… Последовавший за мной ксендз погрузился по пояс в камни и теперь смотрел с ужасом, словно видел перед собой исчадие ада.

— Погоди, Казис! — я, озираясь по сторонам, подошел к нему. — Ты чувствуешь воду?

— Твою богомать, мля, а я что сказал? Я, едрена мать, чувствую задницей, что стою, мать ее так, в холодной воде!

— Но ты видишь камни перед собой, а не воду!

— А хера толку, что я вижу?!

— Погоди, — я присел и взял его под руку, — двигаться можешь? Если да, то медленно идем к берегу.

— Могу, — он дернулся и, не напрягаясь, двинулся в сторону берега. Господи! Не дай Бог увидеть что-нибудь более ужасное, чем человек, спокойно идущий сквозь камни…

Когда он выбрался на берег, с него стекала самая настоящая вода. Вода, которой мы не видели. Ее не было!

— Сашка, — он посмотрел на мокрую одежду, — что здесь происходит?

Знаете, я вдруг понял. Все стало ясно и понятно, даже логика в этих невероятных вещах была.

— Все очень просто, — я грустно усмехнулся, — ты видишь призрак, и в этом ничего удивительного. Увидеть может каждый, но вот почувствовать порожденный призраком фантом, как физическое тело, могу только я. Наверное, в этом и есть наше отличие от обычных людей. Дальше ты не пройдешь, не пытайся…

— Не надо туда идти, Саша, — Казимерас покачал головой, — не стоит.

— Надо, поверь мне, надо…

Я повернулся и медленно, на деревянных ногах пошел к дому. В наступившей тишине было слышно, как, стоя на берегу, Казимерас читал молитву, словно она могла помочь или добавить сил. Правы были предки — каждый умирает в одиночку. Кованое дверное кольцо тихо звякнуло, жалобным скрипом отозвалась дверь, открывая взгляду небольшую комнату. В углу чернел камин, увенчанный широкой полкой, на которой стояло два бронзовых подсвечника. Рядом на полу лежали дрова, покрытые, как и все в этой комнате, толстым слоем пыли. Не похож этот дом на призрак, но много ли я видел таких домов? Затхлый запах перемешивался с еле уловимым ароматом табака. Если бы не пыль, покрывающая вещи, то можно представить, что хозяева скоро сюда вернутся. И вновь, как и несколько сотен лет назад, будет гореть в камине огонь, разгоняя вечернюю сырость и холод. Я на несколько секунд задержался на пороге, проглотил подступивший к горлу комок и, резко выдохнув, сделал шаг в комнату.

Странное ощущение, ничего не скажешь. Страха не было. Совсем. Будто домой вернулся после долгой дороги. Кажется, знакома каждая вещь, каждый фолиант в книжном шкафу, который разместился вдоль одной из стен. Неужели я здесь жил?

Хотя нет — чувство вдруг пропало, словно его и не было; возвратился обычный животный страх, от которого колени ослабли и стали дряблыми. Подошел к столу, на котором лежало несколько пачек бумаг, перетянутых крест-накрест бечевой, и стоял небольшой подсвечник, закапанный свечным салом. Черт! Я вдруг вспомнил, что рюкзак оставил на берегу! Нет, возвращаться сюда еще раз — увольте… Сорвал с себя свитер и начал складывать в него пачки бумаг, словно был твердо уверен, что пришел сюда именно за ними. Чем меньше оставалось на столе бумаг, тем слабее становился фантом. Когда осталась последняя пачка, стены дома стали полупрозрачными; сквозь них был виден лес, Казимерас, преклонивший колени на берегу, и вода! Сквозь камни проглядывала вода этого чертового озера, будь оно проклято! Я лихорадочно сгреб какие-то мелочи, лежащие на столе, схватил последнюю пачку и бросился вон из дома. Воздух стал густым, как глина — я продирался к выходу, физически ощущая, как воздух словно когтями царапает кожу. Когда бежал к берегу, камни под ногами дрогнули. Нет, под ними не вода — земля! Черная и жирная, блестящая, как нефть, она вставала на дыбы, выталкивая к берегу, где, с широко открытыми от ужаса глазами, застыл Казимерас и безостановочно крестил меня. Я рухнул на берег, но ксендз схватил меня за руку и потащил прочь от этого места. Ударила молния, и нас швырнуло на землю. Потом… Потом наступила тьма…

Сознание возвращалось медленно, словно нехотя. Я выдирался из темноты забытья, сквозь непонятный разноголосый гул, повторяющий мое имя.

— Сашка, — Казис тряс меня за плечо, — твою богомать со всеми угодниками, ты жив?!